Праздник выбран не случайно: святитель Николай почитается как заступник невинно осужденных и страждущих в темницах. Обращение патриарха — штампованная правоверная фразеология, которая уже набила оскомину и давно перестала работать. Внимание ему стоит уделить ради того, о чем патриарх умалчивает.
Риторика милосердия
Текст обращения совершенно предсказуемый и выдержан в традиционных благочестивых тонах. Патриарх напоминает, что «лишение свободы побуждает человека задуматься о главных вопросах жизни, ставит перед необходимостью пересмотреть ценностные приоритеты и раскаяться в совершённом зле». Заключение «нередко приводит сердце в сокрушение и обращает его к Богу». Церковь же призвана явить милосердие и сострадание, «чтобы, не поддавшись унынию и отчаянию, узники смогли обрести надежду, утешение и желание исправиться».
Патриарх с удовлетворением отмечает, что «в настоящее время Церковь активно осуществляет служение в местах принудительного содержания», что «в пенитенциарных учреждениях строятся храмы, в которых многие заключённые впервые в жизни участвуют в Таинствах Исповеди и Причащения». Картина выглядит аж приторно благостной: Церковь заботится, узники каются, храмы строятся.
Реальность за скобками
Однако эта благостная картина возможна лишь при условии тотального игнорирования реальности. В тексте нет ни единого слова о более чем тысяче политических заключенных, чьи имена поименно известны правозащитным организациям. Люди, осужденные за антивоенные высказывания, за «дискредитацию армии», за отказ лгать и благословлять насилие — для патриарха не существуют. Или, точнее, существуют лишь как часть общей безликой массы «оступившихся», которым непременно следует «пересмотреть ценностные приоритеты».
Нет в послании ни слова об украинских военнопленных, содержащихся в российских тюрьмах, — людях, защищавших свою землю от той агрессии, которую сам же патриарх оправдал и благословил. Нет ни слова о беззаконно брошенных в российские тюрьмы мирных жителях Украины. Для патриаршего милосердия и этих людей тоже просто не существует.
Среди узников, которых патриарх предпочитает не замечать, — выпускники Сретенской духовной семинарии этнические украинцы Денис Попович и Никита Иванькович. Почти год они содержатся в «Лефортове» по сфабрикованному обвинению в подготовке теракта против митрополита Тихона (Шевкунова). В первые недели после ареста им было отказано в квалифицированной юридической помощи; на суде они заявили, что признательные показания из них выбивали пытками — впоследствии оба от этих показаний отказались. Но Церковь, на служение которой эти молодые люди готовили себя, не сказала в их защиту ни слова.
Патриарх Кирилл легко обошел молчанием и страшную проблему пыток в российских пенитенциарных учреждениях. Осенью 2024 года Специальный докладчик ООН по правам человека в России Мариана Кацарова представила Генеральной Ассамблее доклад «Пытки в Российской Федерации: инструмент репрессий внутри страны и агрессии за рубежом». В нем описан систематический характер насилия, конкретные методы — электрошок, изнасилования, пытки в психиатрических учреждениях — и полная безнаказанность исполнителей. Управление Верховного комиссара ООН по правам человека квалифицировало пытки как «государственно санкционированный инструмент систематического подавления».
Тюремные священники, о которых с теплотой пишет патриарх, работают в системе, где пытки и унижения стали нормой. Но об этом — ни слова. Как нет ни слова и о тех, кто эти пытки совершает. А следовало бы призвать их остановиться и покаяться. Этим извергам покаяние нужно более, чем большинству заключённых в России.
Наконец, патриарх умалчивает и о том, что к некоторым политическим заключенным священников просто не допускают. Об этом редко говорят публично, но в частных разговорах тюремные священники признают это прямо. Тюремное духовенство, желающее сохранить доступ хотя бы к части узников, вынуждено мириться с этим — и молчать. Здесь возникает мучительная моральная дилемма: молчание ради возможности служить или требование подлинно христианского отношения ко всем без исключения. Патриаршее послание эту дилемму тоже не замечает.
Да, в условиях тоталитарного государства написать прямо о таких вещах невозможно, но всегда остаётся возможность хотя бы попытаться сказать что-то между строк. Нет, патриарх такую возможность даже не рассматривает и вот почему.
«Православная власть» как индульгенция
Подобное «избирательное милосердие» становится понятнее, если вспомнить другое недавнее высказывание патриарха. 14 декабря в проповеди после литургии в храме равноапостольного князя Владимира в Крылатском патриарх Кирилл пропел хвалебный гимн российской власти:
«Мы живем в действительно очень благополучное время. Иногда даже думаешь: „Господи, неужели это наяву? Православный Президент, православный премьер, православные губернаторы…“ Мы должны быть благодарны Богу и за страну, в которой мы живем, и, откровенно скажу, за власть, во главе которой православные люди — впервые с царских времён!»
В этой оптике все встает на свои места. Если власть — православная, если нынешнее время — благополучное, если все происходящее — дар Божий, то откуда взяться политическим заключенным? Откуда пытки? Откуда системное насилие? В мире, где православный президент и православные губернаторы, виноваты могут быть только отдельные «оступившиеся», которым следует покаяться.
Система — вне критики. Система — суперправославная.
Цена молчания
Патриаршее послание ко Дню милосердия — документ не о милосердии, а о намеренной слепоте. Милосердие патриарха Кирилла предельно избирательно: оно обращено только к тем узникам, чье существование не ставит под вопрос легитимность «православной власти». Политзаключенные, военнопленные, жертвы пыток — все они находятся вне поля зрения патриарха. Не потому, что патриарх о них не знает. А потому, что говорить об этом — значит прямо признать: с «православным государством» что-то глубоко не так.
Святитель Николай, чью память празднует Церковь 19 декабря, прославился как заступник невинно осужденных. Согласно житию, он не просто посещал узников — он вмешивался, останавливал казни, обличал неправедных судей. В России день его памяти стал днем, когда «официальная церковь» не обличает беззаконие и не останавливает палачей, а обходит боязливым молчанием неправедных судей и тюремщиков-извергов, распевая хвалебные песни диктатору и его репрессивным институтам.
Патриаршее обращение в этот день демонстрирует, как далеко может зайти «официальная церковь» в приспособлении евангельского милосердия к нуждам тоталитарной государственной идеологии. Это не просто лицемерие — это сознательный отказ видеть реальность и призыв к православным христианам в России поступать так же.
Это милосердие, которое прячется в домике и закрывает глаза на страдания тех, кого политически неудобно замечать.
